«Мы хотим сделать так, чтобы не было спроса на нелегальную древесину»

Россия ассоциируется с бескрайними просторами, которые покрыты миллионами гектаров леса, особенно это касается Сибири и Дальнего Востока. В связи с этим возникает вопрос — есть ли у государства понимание того, какую площадь занимают леса? Как организована эта работа? Ведется ли учет не только площади, но и состава леса с точки зрения пород?

В России, на мой взгляд, учет лесного хозяйства — один из лучших в мире. Эта практика уходит корнями не просто в советское, а в дореволюционное прошлое. Площадь лесов в России составляет около 1,2 млрд га, они занимают 69% территории суши нашей страны. Для понимания масштаба: площадь, занятая в России лесами, превышает площадь всех европейских стран, вместе взятых.

Все наши леса делятся на лесничества, участковые лесничества, кварталы и выделы.

Работой по учету лесов занимаются лесоустроители, которые каждый год выходят в экспедиции или уже сейчас современными дистанционными методами (компьютерное моделирование, изучение данных спутниковых снимков данных, собранных с помощью дронов) изучают и таксируют лес, чтобы понимать динамику характер изменения его единиц — от выдела до лесничества.

Безусловно, изучать лес в отдаленных, труднодоступных районах, которых в нашей стране много, — задача непростая, и добраться до некоторых лесничеств бывает проблематично. Но, несмотря на это, мы стараемся их регулярно посещать, поэтому могу сказать, что вся территория России, занятая лесами, изучена и оценена.

Лесоустройство и инвентаризация леса связаны с большими объемами данных, которые в бумажном виде едва ли возможно содержать. Какими темпами сегодня идет цифровизация лесной отрасли? Какие нововведения планируются?

К сожалению, лесное хозяйство сложно назвать лидером цифровизации, и большинство материалов, которые у нас имеются, все еще хранятся на бумажных носителях. Это, безусловно, дискомфортная ситуация как для государства, потому что затрудняет работу, так и для граждан и бизнеса, если у них возникает необходимость получить государственные услуги, связанные с лесным комплексом. Конечно, переход на современные цифровые рельсы — это наша стратегическая задача.

Причем я имею в виду не только данные о лесоустройстве, но и о пожарах, вредителях, болезнях леса, мероприятиях, которые проводятся в лесу, различных видах использования леса, начиная с заготовки древесины и заканчивая линейными объектами, газопроводами и т.д. Для реализации этой задачи был принят федеральный закон, который рамочно регулирует процесс цифровизации лесного хозяйства. Закон вступает в силу поэтапно: первая часть изменений действует с 1 июля 2021 года. Мы перевели на портал госуслуг шесть наиболее востребованных видов услуг, которые касаются леса: лесные декларации, отчеты и т.д. В сумме около 2-3 млн запросов ежегодно. Теперь их можно получить только в дистанционном режиме.

С 1 января 2022 года начнут действовать электронные сопроводительные документы — они заменят бумажные аналоги, которые каждый водитель лесовоза до сих пор возит с собой. Это тоже очень важно, потому что позволяет, в том числе, контролировать оборот древесины. Мы будем лучше понимать, что происходит с ней после того, как дерево срубили и вывезли из леса. Будем видеть всю цепочку движения древесины. Для чего это нужно? Мы боремся, и весьма активно, с незаконной рубкой.

Сейчас мы протягиваем всю линию контроля от делянки, заготовки до вывоза за рубеж или до перерабатывающего предприятия. Есть несколько основных этапов: рубка, перевозка, складирование, переработка. Сначала были введены электронные документы на делянки.

То есть каждый склад, каждый завод будет отчитываться, сколько древесины прибыло, сколько убыло. Так мы всю нелегальную продукцию просто выдавим на обочину, никакое крупное производство, никакой крупный склад или логистическая компания не смогут с ней работать. С таможенной службой мы тоже заканчиваем прямую интеграцию.

В СЗФО мы уже такое явление, как незаконная рубка, практически искоренили. Почему? Тут работают крупные холдинги, которым невыгодно принимать нелегальную древесину. Бизнес — это наш союзник в противодействии нелегальным процессам, потому что компании сами борются с внутренним воровством. В любой большой корпорации возникают какие-то, скажем так, «серые» процессы, когда конкретный человек в рамках гигантской системы начинает вести свою игру: лесовоз направо, лесовоз налево. Никто и не заметит. Конечно, весь крупный бизнес здесь на нашей стороне и самостоятельно стремится контролировать людей на делянках.

Это, в том числе, заслуга программы ЛесЕГАИС, правильно я понимаю?

Да. ЛесЕГАИС работает давно, но раньше это была сугубо декларативно-учетная система, то есть люди данные вносили, и мы могли отследить случаи, когда появлялось какое-то ООО «Рога и копыта», которое не купило ни кубометра древесины, никакого леса не заготовило, а продает десятки тысяч кубометров. Очевидно, что не самого законного происхождения. Когда система была заточена только на учет, мы не могли никак это предотвратить, да и за руку поймать тоже не всегда представляется возможным.

То есть она будет на тебе останавливаться. Я с руководством компании «Сегежа» недавно посещал Киров, смотрели их фанерное производство. Там каждая делянка оборудована интернетом. Для чего это нужно? Они в рамках своей операционной деятельности видят, как работает их система. У каждого харвестера на рубочной головке стоит компьютер, который измеряет объем древесины, определяет породный состав. Данные автоматически уходят в систему «Сегежи», и они понимают, что у них происходит в лесу, какой объем сырья получается. Наша мечта — отказаться от отчетов, напрямую этот харвестер подключить к нашей системе, и все: будет полная прозрачность, отсутствие необходимости вести не то что бумажный учет — даже пользоваться электронной подписью.

Пока это наш план, перспектива среднесрочная, но абсолютно точно мы к этому придем. И тогда все почувствуют настоящие преимущества цифровизации. 

Как цифровизация влияет на кадровый вопрос в лесном хозяйстве? Лесник сегодня — это все тот же хрестоматийный суровый мужчина с ружьем, вышагивающий десятки километров по лесу, или обложившийся десятком программ и приложений специалист, наблюдающий за лесом удаленно и анализирующий полученную информацию? Не вытесняет ли цифра реального человека из леса?

Мы пока только идем к «цифровой трансформации» лесничих, если можно так сказать. Наша задача заключается в том, чтобы сделать цифровые инструменты понятными, простыми, удобными, чтобы лесничии не делали лишней работы и могли как можно больше времени проводить в лесу, заниматься своей непосредственной работой: планированием и проведением различных мероприятий по защите леса, контролем за вверенной им территорией. Потому что, несмотря на стремительное развитие технологий, основная задача лесника, повторюсь, — быть «на земле». «Цифра», конечно, способна облегчить контроль за многими процессами или предоставить более полную информацию о состоянии дел на том или ином участке, но, как ни крути, работа лесника — это каждодневное нахождение в лесу.

Не менее острой темой, чем незаконная рубка, являются лесные пожары. Когда слышишь статистику по сгоревшему лесу, каждый раз становится не по себе. Готово ли государство к борьбе с этим явлением и что необходимо сделать для того, чтобы повысить эффективность противопожарной работы? И какова доля черных лесорубов в общем объеме лесных пожаров? Существует мнение, согласно которому они зачастую их и начинают, скрывая следы рубок.

На мой взгляд, то, что незаконные рубки скрывают лесными пожарами, — это скорее миф, нежели реальность. Если мы посмотрим на карту незаконных рубок и карту пожаров, то увидим, что это, как правило, совершенно разные места. Яркий пример — Якутия, где в 2021 году горели труднодоступные районы, территории, где просто невозможна какая-либо заготовка леса в принципе, потому что там нет приемлемых дорог даже для неприхотливой «лесной» техники.

Я в какой-то момент устал говорить о таких банальных вещах, как брошенный в лесу окурок, не до конца потушенный костер, разбитое стекло и так далее. Многие люди относятся к лесу потребительски, безответственно, не соблюдая элементарных правил безопасности. Поэтому мы и имеем такую печальную картину, связанную с количеством лесных пожаров.

Любой гражданин может зайти и узнать реальный масштаб проблемы. В этой связи скрывать совершенно не нужно, глупо, и мы категорически против сокрытия площадей. Более того, те регионы, которые этим занимались, в этом году были наказаны. У нас в Иркутске министр был уволен именно за сокрытие площадей лесных пожаров.

Из позитивных моментов не могу не отметить увеличение финансирования на тушение лесных пожаров. В этом году было выделено 82 млрд рублей дополнительно. Впервые в истории современной России тушение лесных пожаров будет на 100% покрыто федеральным бюджетом. Это большое достижение, потому что в бюджеты регионов зачастую просто невозможно заложить большие средства для этого. И на «пожарные статьи» в 2022 году будет выделено более 14 млрд рублей — в два с лишним раза больше, чем годом ранее.

Я неслучайно заговорил о лесных пожарах. Они непосредственно влияют на площадь лесов, которые, в свою очередь, играют ключевую роль в реализуемой Россией ESG-политике. Это глобальный экологический ресурс с точки зрения поглощения выбросов углекислого газа. Чем меньше леса остается, тем ниже поглощающая способность РФ. Хочется понять, каким образом государство в лице Рослесхоза смотрит на эти вопросы? Действительно ли нам необходимо в буквальном смысле слова сражаться за каждое дерево или все устроено несколько иначе?

Климатические изменения — это сейчас, конечно, горячая тема, прямо горячая. И я убежден совершенно, что леса будут в решении климатического вопроса играть одну из главных, если не главную роль.

Простой, дешевый, сверхэффективный механизм. Когда коллеги говорят о разных климатических проектах, начиная с закачивания углерода в подземные пласты… 

Конечно, это здорово, классно, что человечество научилось делать такие вещи, но мне кажется, это тот случай, где не нужно изобретать велосипед. Его нам дала сама природа, и им просто необходимо пользоваться. В этой связи мы максимально поддерживаем бизнес в их стремлении становиться «зеленее» и надеемся, что не только ВИЭ, но и лесные проекты станут основой и углеродной нейтральности, и «зеленой» экономики. Недавно я общался с вице-президентом одной из крупнейших российских компаний, работающих в лесном комплексе, и мы обсуждали то, как Рослесхоз может посодействовать реализации лесоклиматических проектов. То есть мы тут максимально стараемся бизнесу помочь.

Одним из нерешенных вопросов в периметре лесного комплекса остается перевод земель сельскохозяйственного назначения в земли лесного фонда. Как сегодня протекает этот процесс и в связи с чем вообще появилась такая проблема? С какими трудностями государство сталкивается в процессе перераспределения «функционала» земель?

Так исторически сложилось, что в советское время многие территории распахивались в угоду сельскому хозяйству. Если в современной России любой фермер считает деньги и понимает, какие именно земли возделывать стоит, а какие земли не принесут желаемого урожая, то в советское время экономическая целесообразность не всегда ставилась во главу угла. Существовал более директивный метод: сказано, например, в Архангельске выращивать помидоры или кукурузу, значит, их там будут выращивать. Спорить о том, что это не самое подходящее место для таких культур, было бессмысленно.

После распада СССР огромное количество таких земель зачастую оказались брошенными, потому что на них невозможно было вести эффективное сельское хозяйство. И они заросли — где-то бурьяном, но в первую очередь — лесом. 

И правительство сейчас достаточно активно регулирует этот вопрос, но совершенно очевидно, что нам нужно определяться, что с этими землями делать. И мы видим тут три развилки, три варианта развития ситуации. Первая — вернуть их в сельское хозяйство там, где это принесет пользу фермерам. Вторая — сохранить статус-кво и продолжать выращивать лес. И тут мы вплотную подходим к вопросу частного леса, так как эти земли, хотя и выглядят брошенными, далеко не всегда находятся в региональном или муниципальном подчинении и могут быть чьей-то частной собственностью. И третий вариант — перевести такие земли в состав земель лесного фонда.

Многие регионы там, где это возможно, выбирают как раз последний вариант. В Новосибирской области недавно перевели земли в состав лесного комплекса. Теперь на них ведутся все работы, необходимые для полноценной защиты леса, полноценное лесное хозяйство. И таких земель в целом становится все больше. Но, как я уже говорил, есть проблема в лице собственников, их наследников и так далее. Найти и установить их очень непросто, особенно если речь идет о паях или долях. Без согласия собственника или всех собственников мы не можем перевести лес на этих землях на баланс лесного комплекса.

И сегодня этот процесс нуждается в тонкой юридической проработке со стороны законодателя. Когда лес под государственной защитой, а земли находятся в федеральной собственности — это одно. Очевидно, что частные собственники также должны соблюдать какие-то меры по защите леса на своих участках, участвовать в процессе лесоустройства и т.д. Но это, я повторюсь, вопросы, которые должен решить законодатель, и мы будем активно вовлекаться в этот процесс.

Частного леса пока с точки зрения закона нет, но существуют механизмы, позволяющие бизнесу у государства конкретные участки арендовать. Какова эффективность инструмента и как организована сейчас эта работа? Как много земель лесного фонда у государства арендовано?

Действительно, у нас институт аренды очень динамично развивается, и каждый год площади арендованных земель увеличиваются. Более того, на мой взгляд, подавляющее большинство наиболее привлекательных для ведения лесного бизнеса участков уже переданы в аренду. Речь идет суммарно о 220–230 млн га, то есть о шестой части всего леса в стране в принципе.

Есть регионы, где 100% доступного для аренды леса уже арендовано. Это республика Марий Эл, Ленинградская область. И сейчас наметилась тенденция, когда бизнес от аренды отдельных небольших участков переходит к масштабным проектам и решениям, развивает перерабатывающие мощности. Тем более с 1 января вывоз круглого леса из страны запрещен. Под эти проекты формируются земли и передаются конкретным инвесторам.

С другой стороны, между регионами существует определенный перекос, и далеко не всегда их привлекательность для лесозаготовителей и переработчиков определяется сортовым или другим фактором. Например, в Якутии несколько миллионов гектаров леса, но аренда там практически не развивается. А есть Ленобласть, где за каждый, даже самый маленький клочок земли идет борьба. А все потому, что в Якутии много отдаленных территорий, не лучшая транспортная доступность, рядом нет ключевых рынков сбыта.

А есть какие-то зарубежные практики развития лесного фонда, которые вы считаете перспективными и которые готовы перенимать для повышения эффективности работы с лесом? Есть Финляндия, например, или Швеция, где к лесному хозяйству отношение очень трепетное и бережное.

Мы очень плотно работаем с нашими коллегами из других стран, в первую очередь, конечно, относительно северных лесов. Практики тропических зон у нас сложно применять. Конечно, есть лидеры, например, страны Скандинавии. Очень качественный подход, очень глубокий, очень эффективный. Но как они к нему пришли? В той же Финляндии, которую вы назвали, леса практически полностью вырубили в 50-е годы, что заставило правительство иначе смотреть на развитие лесного комплекса. Они столкнулись с дикой нехваткой древесины и вынужденно перешли на интенсивное ведение лесного хозяйства.

С другой стороны, совершенно искренне могу сказать, что мы смотримся очень неплохо на мировом уровне. То же ведение лесного хозяйства в США по многим аспектам, как мне кажется, отстает от нашего. Мы помогаем американским коллегам тушить лесные пожары. И наша лесопожарная служба признана одной из лучших в мире при совершенно несопоставимой разнице в финансировании наших огнеборцев по сравнению с американскими или австралийскими.

Как развивается лесовосстановление? Если где-то убывает эта древесина, она должна снова где-то появляться. Сегодня это обязанность арендаторов? После лесных пожаров новый лес тоже должен высаживаться. Насколько выдерживается баланс между убылью и появлением нового леса?

Да, лесовосстановление для нас очень важный аспект, и ему уделяется большое внимание. У нас действует федеральный проект, одна из целей которого заключается в том, чтобы к 2024 году подойти к стопроцентному лесовосстановлению. И здесь возникает двоякий вопрос. Конечно, в общем по России у нас есть определенный прирост, и восстанавливается лесов больше, чем вырубается или горит. Но если брать освоенные с точки зрения лесного хозяйства регионы, то тут нужно работать не столько над лесовосстановлением.

То есть чтобы с ней ничего с ней не произошло за эти сто лет. Чтобы площадь была занята именно сосной, а не забивалась березой, осиной, не сгорела, не стала жертвой вредителей леса и т.д. И сейчас мы немножко фокус смещаем именно с посадок леса, саженцев, сеянцев на уход за лесами и доведение их до целевого состояния. Это крайне важно.