Налоговая нагрузка на предприятия нефтегазовой сферы в России — одна из самых высоких в мире — в среднем 68% от выручки. Конечно, это отражается на инвестиционных программах наших компаний и доходности новых проектов. Что делает государство, чтобы стимулировать развитие главного донора российского бюджета, и как бизнес воспринял введение нового налога — на добавленный доход — об этом рассказывает Виктория Тургенева, руководитель практики оказания услуг по налоговому и юридическому консультированию компаниям нефтегазового сектора.
Какие основные факторы влияют на принципы налогообложения нефтегазовой отрасли? К чему стремится государство?
Государство — это не монолит, оно многоликое. Министерство финансов, например, стоит на страже бюджетных интересов, а значит стремится поддерживать необходимый уровень федеральных доходов, в том числе за счет налогов. Министерство энергетики, в свою очередь, заинтересовано в развитии добычи нефти и газа: повышении объемов и темпов роста добычи, а также привлечении инвестиций в добычу, в особенности зарубежных инвесторов, поскольку для некоторых стран путь в российские проекты сейчас закрыт или нежелателен из-за санкций.
И, конечно, из этой повестки нельзя убирать бизнес. Нефтегазовые предприятия — это в первую очередь коммерческие компании, которые смотрят на все прагматично. С коммерческой точки зрения все просто: если проект обещает хорошую доходность, компании в него инвестируют, если там ожидается отрицательная или нулевая доходность, они в проект не пойдут.
В 2018 году сумма нефтегазовых доходов России составила
9
трлн рублей
или около
46
%
всех федеральных доходов
Госкомпаний это тоже касается?
Безусловно. Изначально полностью убыточные проекты даже компания с государственным участием вряд ли будет всерьез рассматривать. Потому что такая компания — это акционерное общество с долей государства, скажем, 50%. И это акционерное общество помимо налогов также платит и дивиденды в пользу государства, пополняя тем самым федеральные доходы. Причем дивиденды, поступающие государству от нефтегазовых компаний, все так же превосходят другие отрасли. В десятке крупнейших плательщиков дивидендов в пользу государства половина — нефтегазовые компании. Например, «Газпром» выплатил по итогам прошлого года рекордную сумму дивидендов в размере 393 млрд рублей, а это более 10% всех дивидендных доходов государства.
В чем еще состоят особенности отрасли?
Мы сейчас все время говорим о цифровизации, роботизации, индустрии 4.0 и в целом идем в будущее. Статистика при этом — штука упрямая: около 50% доходов нашей страны — это нефть и газ. Например, за 2018 год сумма нефтегазовых доходов (а это только ресурсные платежи, без учета корпоративных налогов нефтегазовых компаний) составила более 9 трлн рублей, что составляет 46,3% всех федеральных доходов.
Мы экономику диверсифицируем, но у нас по-прежнему большая бюджетная зависимость от сырья: около 50% доходов нашей страны — это нефть и газ.
Мы экономику диверсифицируем, но у нас по-прежнему большая бюджетная зависимость от сырьевых доходов. Россия все еще остается прежде всего ресурсной страной, поэтому правительство очень пристально следит за отраслью, тут нельзя допустить ошибку. Если доходы бюджета от нефтегазовой отрасли резко снизятся, за счет других отраслей экономики мы быстро их восполнить не сможем.
Вторая важная особенность заключается в том, что именно в нефтегазовой отрасли налоговая нагрузка зачастую является одним из ключевых факторов, определяющих, будет тот или иной проект рентабельным или нет. Думая о новом стартапе, предприниматель явно не в первую очередь думает про налоги: не из-за налогов начинается какой-то новый проект, и не из-за налогов он обычно прекращается. В нефтегазовом секторе же все иначе.
Если доходы бюджета от нефтегазовой отрасли резко снизятся, за счет других отраслей экономики мы быстро их восполнить не сможем.
Отрасль сильно законодательно зарегулирована, налоговая нагрузка очень высокая — в среднем 68% от выручки. Для сравнения в США — около 40%.
Уровень налоговой нагрузки влияет и на решения об инвестициях?
Конечно, и тут не надо забывать, что инвесторы смотрят на карту месторождений по всему миру с точки зрения доходности проектов по их разработке. Доходность зависит от комплекса факторов: климата, транспортной доступности, инфраструктурной развитости региона, сложности извлечения углеводородного сырья. Но даже с учетом прогнозов мировых цен на сырье очень большую роль в доходности проекта играют фискальные условия, которые предлагает инвестору каждое отдельно взятое государство.
Какие шаги государство предпринимает, чтобы наша нефтяная отрасль оставалась конкурентоспособной в разрезе фискальной нагрузки?
В этом году с 1 января начал работать налог на добавленный доход от добычи углеводородного сырья (НДД). Первый в истории российского налогообложения режим, который не взимается с объема добычи без учета экономики добычи, а призван учитывать прибыльность конкретного проекта. Введение принципиально нового налога — это большой шаг для отрасли и для государства, и, конечно, он требует времени на адаптацию. Мы на практике видим, что у налогоплательщиков возникает много вопросов по его применению. Налог не самый простой с технической точки зрения и имеет свою специфику.
Прим.ред. - читайте также комментарии заместителя министра энергетики РФ Павла Сорокина о налогообложении отрасли.
Введение принципиально нового налога — это большой шаг для отрасли и для государства, и, конечно, он требует времени на адаптацию.
что такое ндд?
В действующей налоговой системе ставка НДПИ является твердой и взимается с каждой тонны углеводородов, добытой на конкретном месторождении. С 2019 года в России заработал новый налог в нефтегазовой отрасли — НДД. По своей сути его введение является первым шагом перехода с рентной системы налогообложения на базе НДПИ в сторону новой системы налогообложения, которая базируется на финансовом результате от добычи и реализации нефти. Такая система позволяет учитывать денежный поток от разработки конкретного проекта, тем самым перераспределив фискальную нагрузку на более поздние этапы разработки, а если кратко — НДД призван увеличить инвестиционную привлекательность конкретных проектов нефтедобычи.
Налоговая база по НДД формируется на основании расчетной выручки от реализации добытого на участке недр углеводородного сырья (УВС) за вычетом расчетных расходов на транспортировку и экспортную пошлину, а также фактических расходов по добыче и реализации УВС. При этом одним из главных льготных положений является возможность учета расходов на амортизируемое имущество по факту их оплаты, а не через механизм амортизации. Ставка налога составляет 50%. По оценке Минэнерго, введение НДД может привести к росту отраслевых инвестиций до 300 млрд рублей в 15-летней перспективе.
Насколько широко НДД применяется сейчас и будет ли расширяться перечень проектов?
НДД пока действует в пилотном режиме, это закрытый перечень проектов — чуть больше 10% от общего уровня нефтедобычи. Поскольку по применению налога возникает большое количество вопросов, в 2020 году будут анализироваться результаты первого года — уже сейчас идет работа над поправками, уточняющими порядок исчисления налога. Только после этого можно будет говорить о расширении периметра этого пилота.
В чем заключаются эти вопросы, которые возникают у плательщиков по НДД?
Например, закон сейчас написан так, что в расходах можно учитывать затраты на транспортировку нефти, а на транспортировку газа нельзя. Это просто нелогично и представляется неким законодательным упущением. Есть вопрос о том, можно ли включать в расходы добычу углеводородного сырья для собственных нужд, или как рассчитывать цены на газ в регионах, где она не установлена, и так далее. Перечень таких технических вопросов достаточно обширен, и мы надеемся, что большинство из них будет разрешено в ближайшее время за счет ожидаемых поправок.
Но в целом компании позитивно относятся к налоговой новации?
Безусловно, да. Те предварительные данные, которые сейчас есть, вселяют оптимизм. Налогоплательщики вводят в разработку новые месторождения, на которых они не стали бы работать или остановили бы разработку, если бы не было НДД.
НДД пока действует в пилотном режиме, это закрытый перечень проектов — чуть больше 10% от общего уровня нефтедобычи.
Буквально на днях в правительстве согласовали особые налоговые условия для проектов в Арктике. Что это будет?
Арктика — вопрос специфический. Это очень удаленная территория, где нет никакой инфраструктуры, вечная мерзлота. И там нет бизнеса не потому, что кто-то не хочет специально его делать в Арктике, а потому, что нет экономического смысла. Там есть извлекаемые запасы твердых полезных ископаемых и углеводородного сырья. Но вопрос в том, что просто так инвестор не пойдет в Арктику. Он будет выбирать проекты менее рискованные и более понятные с точки зрения доходности, инфраструктуры и реализации. Инвесторов нужно как-то мотивировать туда пойти и начать в этих снегах что-то пытаться добывать. Чтобы бизнес развернулся в сторону Арктики, ему надо дать условия лучше, чем условия, которые он получит, работая в других проектах.
Как вы думаете, когда арктические проекты смогут стартовать?
Сейчас идет борьба за конкретные параметры закона, который будет регулировать инвестиционные проекты в Арктике. Думаю, в 2020 году закон должен быть принят, а дальше будем смотреть на активность инвесторов.
Просто так инвестор не пойдет в Арктику. Ему надо дать условия лучше, чем те, что он получит, работая в других проектах.
Какие у нас еще сейчас важные тренды в налогообложении отрасли?
Впервые в новейшей истории России началась инвентаризация нефтегазовых запасов. В периметр инвентаризации не входят проекты, которые работают по НДД, потому что это экспериментальный налоговый режим, а также некоторые стратегические проекты. А вот те проекты, которые пользуются льготами по НДПИ, должны быть проверены и заново оценены.
Какую бы вы назвали сейчас главную проблему или сложность в налогообложении в нефтяной отрасли?
Главная сложность отрасли — найти баланс интересов государства и бизнеса: чтобы и государство не теряло доходы, и при этом бизнес продолжал инвестировать в новые проекты, а также грамотно просчитывать и управлять принятыми решениями. НДД — очень показательный пример. Еще не закончился первый год пилотного проекта, а уже идут обсуждения о том, что выпадающие доходы бюджета намного больше планируемых. Логичным выглядит вопрос, как же считали первый год работы налогового режима, параметры которого всем были хорошо понятны на момент его ввода?
Мы все ещё находимся в ситуации, когда нужно что-то менять и договариваться сегодня, чтобы завтра нам было, что добывать и облагать налогами. Активная позиция Минэнерго несомненно радует. Надеемся, что ведомство достигнет взаимопонимания с Министерством финансов. Системный подход должен обеспечить фундаментальный сдвиг.
Главная сложность отрасли — найти баланс интересов государства и бизнеса: чтобы и государство не теряло доходы, и при этом бизнес продолжал инвестировать в новые проекты.
Виктория Тургенева
Партнер, руководитель практики оказания услуг по налоговому и юридическому консультированию компаниям нефтегазового сектора
Виктория имеет более 10 лет опыта консультирования российских и международных компаний топливно-энергетического комплекса по вопросам налогообложения. Опыт работы Виктории включает: ключевые сделки по слияниям и поглощениям в нефтегазовом секторе; налоговое структурирование сделок в РФ и за рубежом: разработку операционных, финансовых и холдинговых структур; налоговое планирование и повышение эффективности налоговой функции; законотворческую деятельность; интеграционные проекты, в том числе по внедрению НДД.
