«Кризисные явления — это тактика, а курс на ESG — стратегия. Мир выбрал эту парадигму и вряд ли от нее отступит»

События прошлого года и их последствия не могли не сказаться на экономике, что, в свою очередь, повлияло и на ESG. Каким, на ваш взгляд, было это влияние и в чем оно выражалось? Как трансформировалась концепция ESG или, может быть, какие-то новые веяния появились?

Действительно, год был очень сложный во всех отношениях, и делать вид, что с ESG-повесткой ничего не произошло, было бы неверно. Но и сказать однозначно, что именно произошло с ней в 2022 году, тоже сложно.

Экономическая и военно-политическая ситуация сдвинула весь мир вниз по пирамиде Маслоу. Это общие слова, но в них есть большая доля истины: и бизнес, и домохозяйства, и государства стали больше думать «о хлебе насущном», то есть о выживании и сохранении. Напомню, что фундаментальный смысл термина «устойчивый» состоит в возможности неопределенно долгое время продолжать свою деятельность. Неопределенности прибавилось, но несколько иного рода.

Кроме того, проявились симптомы, сигнализирующие о некотором отступлении от графика энергетического перехода, исполнения обязательств по снижению выбросов в окружающую среду. В каждой стране эти процессы могут выглядеть по-разному, но, как правило, требований по энергопереходу никто не отменял. Может быть, смягчали или сдвигали вправо по времени. Это тоже важно, это коснулось и России.

Тренд на возрастающее значение социальной ответственности мы наблюдаем еще со времен пандемии. У домохозяйств, у сотрудников компаний, у государства, у муниципалитетов по отношению к компаниям, прежде всего крупным, очень высокие требования с точки зрения социальной ответственности перед всеми категориями жителей. Экология и социальный аспект, по крайней мере в российском пространстве, доминируют в повестках компаний — и крупных, и в меньшей степени средних, но мы не видим их отчетности.

Новые же компоненты, в частности, климатические, «зеленое» финансирование, трансграничное углеродное регулирование, наоборот, ослабли. Тем более что они в значительной степени были завязаны на международные стандарты, на выход на международные рынки. Ослабли, но не исчезли полностью. Таким я вижу влияние прошлого года на ESG-повестку.

С другой стороны, если посмотреть на поведение глобальных регуляторов в Европе, в США, в Китае, на международные организации, работающие со стандартами ESG, внимания к вопросам устойчивого развития они не снижают. Очень много стандартов было принято, объявлено о работе над новыми. Повышение требований к прозрачности, к физическим выбросам, к анализу цепочек поставок с точки зрения углеродного следа — все это остается.

Кризисные явления, о которых вы говорите, — это, образно говоря, тактика. А курс на ESG — стратегия. Да, возможны тактические, ситуативные изменения, снижение внимания, ресурсов и возможностей, но стратегически мир выбрал эту парадигму и вряд ли от нее отступит. Особенно если учесть, что она связана с качеством жизни в лице долгосрочных последствий антропогенного воздействия на природу. Это гуманистическая, если хотите, повестка. Мне кажется, что количество людей, стран, организаций, которые ее придерживаются, фундаментально растет.

Действительно, европейцы посылают разнонаправленные сигналы, так как энергетическая таксономия еще до всех событий включила атомную энергетику, большие ГЭС и газ в число «зеленых» видов энергии на время переходного периода, и они продолжают придерживаться данной классификации. Что касается угля — да, к сожалению, это происходит. Расконсервация угольных станций вызвана их собственным решением по замещению газа, это внутренняя политика Евросоюза, и я не берусь судить, насколько она верна.

Но параллельно с этим страны ЕС приняли на себя более жесткие обязательства по энергопереходу и наращиванию ВИЭ. Долгосрочно, по-моему, они с 35% до 40% хотят увеличить долю генерации за счет возобновляемых источников энергии, прежде всего солнца и ветра, уже к 2030 году. Это очень серьезное решение, которое в том числе подтверждает тезис о стратегии и тактике.

Есть несколько аспектов ответа на этот вопрос. Если мы рассматриваем ESG как что-то, навязанное извне, то сейчас у нас, если можно так сказать, развязаны руки. Но я хотел бы напомнить, что к концу 2021 года в России приняли решение, по которому эта повестка стала частью наших государственных программ развития. И я рассматриваю это не как попытку потрафить европейцам, кивнуть, что мы тоже в тренде.

Мне кажется, что победила точка зрения, согласно которой эти действия, проекты и сама идеология устойчивого развития нужны прежде всего нам — тем, кто живет в России, кто дышит этим воздухом, кто хочет, чтобы дети и внуки здесь жили в условиях, по крайней мере, не хуже, чем наши. Поэтому, несмотря на деградацию экономических отношений с Евросоюзом, нужно помнить, что в контексте энергоперехода речь идет в первую очередь о нашей стране.

Мы должны рационально подходить к определению того, в каком порядке, при каких приоритетах нужно это делать. 

Кроме того, та часть мира, которая остается открытой для нас (прежде всего Азия), семимильными шагами движется в сторону конвергенции. Это вообще глобальный процесс, десятки или даже сотни разных стандартов постоянно сближаются. Наверное, они не превратятся в один всемирный стандарт, но то, от чего мы можем закрыться сейчас, придет к нам через азиатские рынки. Стратегически нужно учитывать итоги и последствия этой конвергенции.

Тот же Китай будет вынужден соответствовать требованиям ЕС по раскрытию углеродного следа импортируемых товаров и услуг, которые будут частью конечной продукции, идущей в Европу. Значит, мы через Китай вынуждены будем декларировать соответствие или не соответствие этим критериям.

Где-то я прочитал, что наша страна — самая азиатская в Европе и самая европейская в Азии. С учетом разворота экономики на Восток мы должны ориентироваться на ожидания тех рынков, на которых хотим работать. Если российский бизнес в большей степени ориентируется на азиатские рынки, то нужно ориентироваться на их стандарты и ожидания.

Другой важный момент действительно касается новых технологий и, если смотреть более глобально, технологического лидерства. С одной стороны, сегодня мы не можем перейти на самые современные решения — это или очень дорого, или сейчас для нас они недоступны. Тем не менее они позволяют не только снизить углеродный след, но и повысить эффективность бизнеса. Если игнорировать их, ссылаясь на дороговизну или другие обстоятельства, то можно проспать революцию в той или иной индустрии.

Нельзя забывать о риске технологического отставания, потому что он имеет экономическое измерение. Например, ЕС принял решение о введении углеродного налога ко всем экспортерам в том же объеме, в котором его платят местные компании. С этой точки зрения мы можем оказаться в ситуации, когда, желая сэкономить на технологиях, будем отвергнуты зарубежными потребителями, которые откажутся покупать нашу продукцию, потому что она не соответствует требованиям экологичности.

Как вы считаете, не пришло ли время и есть ли вообще у России шанс с учетом ограничений сформировать собственные ESG-стандарты и предложить другим странам свои правила игры?

Соблазнительная перспектива. Но дело в том, что в некоторых сегментах после ухода иностранцев мы оказались вообще без правил. И это, конечно, очень плохая ситуация, здесь должны появиться национальные правила. Если вы не намерены жить в условиях автаркии, то есть просто повесить второй железный занавес, то нужно учитывать, как ваши стандарты соотносятся со стандартами других стран.

Мы же не отказываемся от метрической системы в пользу аршинов с саженями в знак протеста, потому что понимаем, это усложнит товарообмен, экономические отношения с нашими партнерами. Вот и в случае с ЕSG-стандартами мы не должны отмораживать уши назло маме. Каждая страна имеет право на свои стандарты, у стран есть те или иные особенности, которые эти стандарты и учитывают.

Нас же не смущает, что многие страны имеют национальные стандарты бухучета и параллельно с этим пользуются МСФО, и между ними всегда остается некоторая разница. Так же должно быть и в ESG. 

Тут встает еще вопрос методологии, по которой тебя оценивают. По одному и тому же критерию в одном рейтинге ты можешь быть наверху, а в другом — в середине или даже внизу в зависимости от методики расчета. Как с этим быть? Для бизнеса необходимость соответствия требованиям сразу нескольких рейтингов — это вызов.

Некоторое время назад на рынке была такая шутка: если тебе не нравится твое место в рейтинге, сделай свой и займи в нем то место, которое ты считаешь достойным. Проблема не в том, что мне не нравится итоговое место в рейтинге, а в том, что бизнес не понимает, как компания могла занять конкретное место, когда вроде бы сделала все, что от нее требовалось.

Этот вопрос возникает в том числе потому, что бизнес привык к финансовым рейтингам, страновым и глобальным, где есть определенная стандартизация, задающая правила игры, близкие к однозначным. Они, грубо говоря, должны ответить на один вопрос: «Какова вероятность того, что заемщик не вернет деньги кредитору?».

В этом их принципиальное отличие от ESG-рейтингов, где уровень формализации и стандартизации критериев оценки ниже.

При этом прозрачность процесса расчета рейтингов в России растет. Три крупнейших наших агентства, которые рейтингуют бизнес по ESG, раскрыли свои методики. И на площадке Альянса все его члены могли дать детальные рекомендации по этому поводу. Проблема не в рейтингах как таковых, а в природе их расчета и возникновения. Компании не понимали, почему они такие красивые в зеркале, но не очень красиво выглядят на картинке, которую рисуют агентства. Теперь они понимают, какие части лица имеют больший приоритет, а какие — меньший.

Я бы здесь еще отметил внимание ЦБ к тематике ESG-рейтингов. Весной Банк России придерживался довольно консервативной позиции, что для него как для регулятора финансовой, банковской системы ESG-рейтинги вторичны по сравнению с отчетностью и соблюдением установленных нормативов по капиталу и т.д. Условно говоря, рисуйте, что хотите.

Но к осени точка зрения изменилась, ЦБ отмечал, что ESG-рейтинги тоже дают представление о том, какие финансовые риски возникают у кредитора и, соответственно, у заемщика, как идентифицировать и минимизировать эти риски. ЦБ готов в 2023 году выпустить первый обзор, первый документ, где даст свою оценку. При этом, как я понимаю, у него есть желание воздержаться от директивного управления этой сферой, чтобы она самостоятельно регулировалась. И эти изменения, мне кажется, приведут к появлению большей ясности для участников ESG-рейтингов.

В 2021 году было заключено несколько значимых сделок в области «зеленых» финансов. Казалось, что этот сегмент ждет большое будущее, значительная часть бизнеса рассматривала его в качестве интересной возможности фондирования. Какие перспективы у этого направления теперь?

В 2022 году «зеленое» финансирование просело не только в России, но и в мире в целом примерно на 30% по сравнению с 2021 годом. Объем «зеленого» финансирования в России мал, это порядка 530 млрд рублей в общей сложности. Если посмотреть ретроспективно на этот инструмент и его проникновение в России, то драйверами были все-таки банки или финансовые институты, для которых устойчивое развитие и «зеленое» финансирование было частью их корпоративной культуры.

Российским заемщикам такая форма была интересна как минимум по двум обстоятельствам. Во-первых, ожидание так называемого гриниума — премии за «зеленость» этого финансирования, то есть более низкой стоимости таких заимствований. Во-вторых, репутационный фактор, когда бизнес мог сказать: «Я получил "зеленое" финансирование, значит, я сам и мой проект "зеленый", он позволяет улучшить углеродный след».

Сейчас значимость этих факторов в России сильно снизилась, но я надеюсь, что эта тема окончательно не ушла. И лидеры рынка будут продолжать двигаться в эту сторону. Но для этого нужны стимулы.

Причем все должно быть строго верифицировано, не просто «Я заявляю, что мой проект «зеленый», а с заключением официального органа, отвечающего за это, который проверяет, что в итоге был достигнут обещанный результат. Банкам это будет очень интересно.

Что касается правительства, здесь возможно субсидирование ставки, когда речь идет о «зеленом» проекте. В итоге выигрывают все: банк получил деньги, заемщик получил гриниум, а правительство простимулировало очень интересный, с его точки зрения, проект. Другой вариант, не финансовый, — это преференции в области госзакупок. Невозможно сразу охватить все закупки, но нужно выбрать сегмент, где в качестве обязательного требования будет фигурировать определенный уровень «зелености». Опять же, с официальной сертификацией и т.д.

Что касается политической воли, о которой вы говорите, то приведу пример Китая, где государство последние несколько лет очень активно стимулировало «зеленое» финансирование, что позволило там колесо «зеленых» инвестиций запустить. Государство несколько лет через прямое субсидирование раскручивало этот маховик, создавало аппетит. И в итоге сформировало работающий механизм.

ЦБ пока не предоставил никаких послаблений и стимулов к развитию «зеленого» финансирования. Там придерживаются другого подхода — если кредитуемый проект действительно «зеленый» и устойчивый, то и риски у банка от его финансирования автоматически снижаются по сравнению с менее «зелеными» проектами, а в этом уже профит и стимул. Часть правды в этом есть, но она в полутонах.

Если мы верим в то, что будет доминировать конвергенция, то рано или поздно ТУР будет действовать на всех континентах. Китай, судя по объему выбросов, не сможет в ближайшее время прийти к такому решению. Полагаю, здесь будет действовать механизм вытягивающего развития, когда производители, которые работают на международных рынках, в странах, начнут драйвить эту тему у себя.

Невозможно производить грязную сталь для Китая и чистую сталь для Европы, постепенно бизнес перейдет исключительно на чистую сталь, одна часть которой будет уходить за границу, другая — продаваться на внутреннем рынке. Я думаю, что это неизбежно для тех, кто прямо или через цепочки поставок будет касаться развитых рынков, потому что развитые рынки — это понятие, которое довольно быстро расширяется.

Нужно ли нам с учетом этого выбрать стратегию выжидания — когда появится ТУР, тогда и будем меняться? Нужно ли будет регулятору принимать какие-то меры, чтобы мы были заранее к этому готовы?

А мне кажется, что это даже не вопрос, решения все приняты. Посмотрите на сахалинский эксперимент. Это попытка апробировать пока локально, точечно те требования, которые потом распространят на всю страну. Фактически это внутренний налог на углерод. Причем в рамках эксперимента он касается компаний, которые вырабатывают больше 20 тыс. тонн. Компании с выбросами, превышающими этот лимит, отчитываются о 20 тыс. тонн, а платят за ту часть выбросов, которые превышают данный показатель.

По закону, который вступил в силу, с 2023 года компании с углеродным следом, объем которого составляет 150 тыс. тонн углерода и более, должны будут предоставлять углеродную отчетность. Через два года этот лимит будет снижен в три раза, до 50 тыс. тонн.

Я хотел обратить внимание на еще один важный факт. Большое количество крупных российских компаний уже ввели в свои процессы, касающиеся планирования и инвестиций, внутреннюю цену на углерод.

Большая активность у нас, например, по продовольственным отходам. Один из учредителей Альянса, X5 Group, ведет работу по продовольственной помощи нуждающимся, пытается инициировать закон, который позволил бы не выбрасывать продукты питания с истекающим сроком годности. В мире выбрасывается почти половина продовольствия. При этом до 30% населения Земли либо голодают, либо недоедают. А мы каждый второй продукт выкидываем. Это совершенно непозволительная роскошь ни с точки зрения решения этой проблемы, ни с точки зрения ситуации с бытовыми отходами. Это важный проект, Альянс тоже в нем участвует.

Если говорить о коллективных действиях, то буквально в середине декабря мы посмотрели результаты первого этапа работы по атласу инфраструктуры. Я знаю, что вы тоже участвуете в этом проекте. Это пионерская работа в том смысле, что в мире ее никто не делал, это попытка разложить группы игроков, которые создают ESG-пространство, с возможностью выбора конкретных игроков и получения тех или иных услуг. Работа по цепочкам устойчивых поставок тоже началась, пытаемся стучаться в международные организации, без которых невозможна эта работа.

Чего нам ждать с точки зрения ESG в 2023 году?

Опять же, я могу высказать только несколько гипотез. Мне кажется, что ситуация вряд ли будет намного легче, но она будет более стабильной, я думаю, что начнется процесс адаптации к новым условиям. Постепенно будет приходить понимание, что ESG-повестка — это касается и компаний, и регуляторов — должна какое-то место занять. В измененной конфигурации, в измененном объеме, чуть отнесенная на будущее, но должна занять. Мне кажется, что в новом году мы вправе ожидать большей активности в ESG-повестке.

Я не говорю о том, что улучшатся экономические условия, но благодаря некой стабилизации у компаний появится понимание, что это все-таки часть их стратегии, и жизнь не заканчивается в 2023 году. Плюс регулятор вроде бы не дает поводов снижать требования по экологии, по социальной ответственности. По климату, по выбросам тоже не произошло основных изменений, в частности, закон о выбросах парниковых газов никто не отменял. Поэтому я со сдержанным оптимизмом смотрю на перспективы развития ESG в России.